Сидящий рядом со мной человек о дурманящей беде этой знает не понаслышке: Александр не так давно прошел реабилитацию в Спасо-Преображенском реабилитационном центре для нарко- и алкоголезависымых, основанном под крылом епархии по благословению Преосвященного Феофана, архиепископа Ставропольского и Владикавказского, в 2004 году. Весть о существовании центра дошла до всех пределов России: из Омска, Томска, Новосибирска, Санкт-Петербурга и Москвы стали приезжать люди отчаявшиеся избавиться от пагубы. Всего за это время прошли реабилитацию 675 человек, многие из которых не просто вернулись к нормальной жизни, но стали глубоко верующими, воспитанными в традициях Русской Православной жизни людьми. И у каждого своя история падения и — возрождения к жизни. Как все обыкновенная: отец — Николай Александрович, и мама — Валентина Ивановна, люди простые, работящие, но неверующие. Помню, как сестре имя выбирали — Оксана на три года младше меня. Шустрой девчонкой росла, бывало, что и дрались: что между братом и сестрой не бывает! А я спокойным был, родителям хлопот не доставлял, — обычные мальчишеские шалости уживались с ответственностью: если папа с мамой уходили в гости, я перемывал посуду, гладил школьную форму, расправлял постели, и ложились мы с сестренкой спать. Утром сам просыпался, завтракал и — шел в школу. Особенно любил физкультуру, пение и рисование — уроки, на которых не нужно сидеть по струнке все сорок пять минут. По остальным предметам успевал потому, что так надо; и вот это чувство порядка привили мне родители, спасибо им. В нашем классе парень — отличник был весьма авторитетным, компанейским, но меня почему-то всегда тянуло к хулиганам — адреналина не хватало, что ли. Вот по лесу бродить, с высокого дерева сверзнуться, или зимой под лед провалиться, — это да! На дне рождения одноклассницы в 13 лет впервые попробовал спиртное: ее мама поставила нам на стол домашнее вино, а сама на работу ушла. Когда выпили одну, в холодильнике нашли другую бутылку. На следующий день мне было так плохо, так стыдно — каялся перед родителями, что больше никогда — никогда…. Но с тех пор все праздники, включая День защиты детей, с одноклассниками отмечали спиртным — девчонки, ребята…. Ну, и я — как все. Дурман-трава - Тогда, в конце 80-х, рухнули идеалы, на которых были воспитаны советские люди, — продолжает рассказ Александр.- Мы же ждали коммунизм: это когда в магазинах все бесплатно, а человек человеку — друг, товарищ и брат. А тут — ломка социального строя, когда не только экономика — отношения людей стали меняться на глазах, и в души пришла пустота. Вот курить было интересно: сигареты стали дефицитом, и сначала нужно было их достать — украсть у папы, или купить из-под полы — куда-то пойти, постучать условным стуком; словом, почти шпионские игры. С трудом перешел в 10-й класс, но учиться не хотелось. Собирались с утра на пустыре, курили, играли в футбол, так и день проходил. Как-то сидели, играли в карты, и один из нас сказал, глядя на растущую вокруг коноплю: «А я знаю, как ее курить!». Попробовали, но эффекта не получилась. Через короткое время пожарили листья, и вот тут-то все и началось…. Никто не считал, что анаша — это наркотик: подумаешь, травка! Сейчас наши ребята из Православного Братства ходят по школам с профилактическими беседами, и правильно делают: мне вот никто не рассказал, что курение анаши вызывает привыкание, и рано или поздно приводит к более тяжелым наркотикам. Однажды милиция поймала нас на конопляном поле, и только тогда я понял, что все серьезно, что за это могут посадить, но к этому времени уже крепко втянулся. Родители не могли понять, что со мной происходит: они же целыми днями на работе, а я приду ночевать, — вены проверят, и все. Слушать никого не слушал — мне было уже все равно. Делал, что хотел. В 17 лет мы «за компанию» впервые укололись опием — одним шприцем, по кругу. Но, глядя на наркоманов «со стажем», я тогда думал: «Нет, таким никогда не буду. Поколюсь лет до двадцати пяти, потом брошу, — женюсь, детей заведу». А очнулся в тридцать. За это время одноклассники, соседи и друзья, с которыми я начинал колоться, умерли один за другим. Я же пробовал учиться в энерготехникуме, для «галочки» окончил ПТУ, но долго работать на одном месте не мог, месяц, два — не больше: если наутро у меня нет дозы, как я идти на работу? Нужно срочно достать деньги, чтобы уколоться: из дому утянуть колечко мамино, золотой браслет сестры, видеомагнитофон, вазочку, посуду, книги, крупы, и продать — все равно что. Или своровать на улице, в магазине, на рынке…. Даже девушки не интересовали, ведь у меня был один идол: наркотик. Отец до исступления доходил, даже убить грозился, но между нами всегда вставала мама. Она искала докторов, клиники, экстрасенсов, ворожей, а я на все соглашался. Когда жалобно так говорила: «Прошу тебя, поедем, ведь это не сложно!», я отвечал: «Да, в принципе не сложно». Ведь меня возили на машине туда и назад, это же не пешком ходить! А что до результата, в него я не верил: знал, что конец всему этому — смерть. Путь наверх - Мама не оставляла попыток меня спасти, и, увидав однажды по телевизору Николая Новопашина — руководителя Спасо Преображенского реабилитационного центра, позвала меня: «Смотри, там наркоманов показывают!». Я говорю: «Мама, ну посмотри — какой он наркоман?». Она: «Да нет: они молятся, живут там, землю возделывают, сады!». «Все это неправда!», и поехал в деревню до бабки: жил там, кололся. Но мама приехала и стала умолять меня пойти в церковь, к ребятам из реабцентра — Станиславу Горяинову, который тогда руководил филиалом Спасо Преображенского центра в г. Невинномысске.Я в который раз согласился, ведь это меня ни к чему не обязывало. В Невинномысском консультационном пункте при храме Покрова Святой Богородицы посидел на собрании, всех увидел, послушал, и — почему-то поверил. По телевизору-то они правильно, красиво так говорят, а тут я услыхал знакомые словечки, и понял: хотя внешне не похожи, но явно — бывшие наркоманы. Не врут, — выход нашли, а значит, и у меня есть надежда. На послушания не ходил: цветочки при храме поливать, что-то где-то перенести, ну зачем мне это нужно? Приехал в Темнолесский филиал центра 11 июля 2005 года. Первые дни на карантине был, — ломало, а братья за меня молились. Я хоть и крещеный, но в силу молитвы не верил, очевидное признавать не хотел, — все искал отговорки быстрому улучшению состояния: может, потому, что не курю? Может…. Потом смотрел на парней во время молитвы, и просто делал, как они, не понимая смысла, — как будто ритуал выполнял. Когда ехал, договор составили на полгода, но решил: месяц перекантуюсь, чтобы мать не расстраивать — себе не верил, что смогу удеражаться. Соблюдал все положенные правила: ну, зачем мне проблемы? Где-то схитрить — это понятно, но явно нарушать — это нет: к порядку с детства был приучен. На календарике отмечал: 15, 16, 17 дней прошло…. После трехнедельного пребывания подумал, что подвиг совершил. А потом что-то произошло, и все пошло по-другому: не заметил, как Господь стал управлять моей жизнью.Были, конечно, моменты, когда задавал себе вопрос: «Что я здесь делаю? Зачем мне все это нужно?». Хотелось уехать домой, и продолжать колоться дальше. Но приезжал Николай Новопашин, беседовал со всеми вместе, и находил слова, после которых хотелось идти дальше. Полгода спустя меня послали в Георгиевский филиал Спасо Преображенского центра, помощником к Дмитрию Трущелеву. Любовь - Там, в Георгиевске, я и встретил свою будущую жену Наташу. Она пришла к нам на собрание с подругой, мужа которой — наркомана, отправляли на реабилитацию в ст.Темнолесскую. Говорит, что впервые увидела меня, и сразу поняла: быть нам вместе.Потом мы с ребятами уехали в паломническую поездку по святым местам: Москва, Золотое кольцо России. Храмы, монастыри — их мощь, святость, и какая-то неведомая сила вливалась в душу. Хотелось зайти, около каждой иконы постоять; казалось, там каждый камешек за тысячу лет намолен, окроплен слезами верующих. Тяжело было физически, — спали прямо в автобусе, но легче стало жить. Пока был в поездке, переписывался с Наташей по телефону, а когда вернулся, стали встречаться. Зарождались взаимные чувства с метаниями, расставаниями и примирениями: будто весна половодьем ворвалась в мою жизнь! Желание уйти из Братства не возникало, и я предложил любимой девушке: давай ты к нам! Она согласилась, и сразу же — 15 июля 2007 года, мы обвенчались. Вскоре переехали в город Михайловск, и жена неделю пожила в женском филиале центра, — ну, чтобы понять, как, чем мы живем. Наташа ведь обычная девчонка, в церкви-то до этого ни разу не была, выпивала рюмочку по праздникам, а теперь ей пришлось полностью переменить образ жизни. Я в Братстве, работаю водителем, по вечерам домой приезжаю, и вполне счастлив: оказалось, что на свете есть вещи гораздо важнее, интереснее, чем наркотики — это семья, церковь, да и просто — жизнь. Бог есть, я почувствовал, что Он — рядом. И раньше бывали моменты, когда уставал, не хотел колоться, но не было сил бросить. А теперь могу колоться, но мне это просто не нужно — Господь дает силы бороться. Борьба эта будет продолжаться всю жизнь, поэтому нельзя отступаться от молитвы, Церкви, богослужений. Иногда задумываюсь: почему все мои друзья-наркоманы умерли, а я — живу? Может, потому что мама не отступалась, билась за меня, и так любила, что Господь пожалел ее, ведь Он Сам есть Любовь. Сначала мама пришла в храм от отчаяния и безысходности — все методы были испробованы; так скорбями все люди приходят. Но когда Бог ее услышал, стала верующей: посещает службы, читает Евангелие, и радуется, что начала узнавать истину. А я каждый день Богу говорю: «Спасибо, Господи, за каждую минуту! Даже не за то, что в трезвости — за то, что просто живу!». Что поможет моему будущему ребенку, даст силы всем детям России уклониться от этой страшной беды — наркомании? Любовь, внимание и забота, конечно, важны. Но главное — пример родителей: наша Вера в Господа Иисуса Христа, соблюдение постов, исполнение воли Божией, Его заповедей; ревностное стремление к непорочной чистоте души и — укреплению духовности. У бездуховного общества нет будущего. Корреспондент газеты «Ставропольский благовест» Елена Анохина | Мог ли представить воспитанный и послушный мальчик из благополучной семьи Марк Банчуков, что станет наркоманом? С детства он был окружен любовью и заботой, неплохо учился в школе, окончил мореходное училище. А взрослые тридцатилетние мужчины и женщины, прошедшие все круги ада, вновь и вновь повторяют это заветное «мама», впервые произнесенное в возрасте, когда жизнь их исчислялась в месяцах. За десятки лет столько оскорблений обид встало между нами, поколениями безбожников, что я все задаю и задаю себе вопрос: что же теперь нам всем делать? Положили зеркало на пол, насыпали на него героиновые «дорожки» — и стали «занюхивать»: колоться боялись. «До сих пор я помню тот день в мельчайших подробностях, даже свое отражение в зеркале», — начинает свой горестный рассказ Дмитрий Трущелев, руководитель Георгиевского филиала Спасо-Преображенского реабилитационного центра для наркозависимых. И я не смогла обойти вниманием новоприбывшего, не понаслышке зная, какой бедой для российских семей обернулись «однорукие бандиты», плотность расположения которых, в расчете на каждый квадратный километр нашего города, растет в геометрической прогрессии. Но В. был настолько уставшим и подавленным, что только в сумерках мы смогли поговорить о его проблемах. Начал свой искренний и короткий рассказ о том, как за короткий период круто изменилась его налаженная жизнь: Как коммунист старой закалки, того же добивался и от сына, говоря: «Нужно составить график, где все распределено по минутам — на всю жизнь вперед, и неукоснительно соблюдать его!». Но сын, более мягкий по характеру, — в мать, бегал по утрам из-под палки, а в шахматную секцию шел неохотно: старомодно это как-то — в шахматы играть, для старичков. Борьбой заниматься — это еще куда ни шло… Конечно, родители видели — что происходит с их сыном. Но мама целыми днями работает на заводе, папа редко появляется дома, а у сестер — давно своя жизнь, поэтому Тимофей и был предоставлен самому себе и улице. А там правило одно — кто сильнее, тот и прав. Его нашел Николай Новопашин, руководитель Спасо-Преображенского центра, о котором мы не раз рассказывали в нашей программе. Во время одного из рейдов на рынок Невинномысска он увидел, что лежит на земле какая-то телогрейка, даже не было понятно — есть там кто, жив ли, нет? Николай остановился, стал дергать и увидел мальчика… Мы сидим с ним, с Виталием Толстовым, в филиале Спасо-Преображенского центра реабилитации наркозависимых — в большой и уютной «гостиной» с богатым иконостасом, системой DVD и подсвеченным аквариумом у стены. На стенах прибиты полки, где расположились книги духовного содержания и видеокассеты с православными фильмами. Тишина и благодать намоленой комнаты умиротворяют душу. «Да Вы посмотрите мои старые фотографии! Никто ведь не верит, что там — я!», — улыбается девушка. Да, действительно: на фото запечатлен совершенно другой человек. Первое, на что обращаешь внимание — это выражение лица, и — глаза. У женщины из прошлого на лице разочарование, и глаза — усталые, погасшие. А эта, что рядом со мной, сияет, будто душа светится изнутри. Родом я из города Невинномысска, это Ставропольский край. Еще сравнительно недавно я был наркоманом, поэтому на собственном опыте знаю и все стадии наркозависимости (от быстрого привыкания до полного отчуждения), и долгий и тернистый путь к исцелению, к возвращению человеческого облика.
Все началось в Чечне, более 10 лет назад. Теперь я осознал величину трагедии не только моей семьи, но и семей моих друзей которых нет в живых, я часто вижу их лица во сне. Им к сожалению не поможешь, но можно помочь тем кто еще живы! Я думаю Господь даст мне сил остановить тех ребят, которые еще не совершили роковой ошибки. Что такое материнская боль, разве я смогу когда нибудь её понять? Все началось с порошка под названием «героин», не знаю, конечно как для него, но для меня это были просто игрушки. Через неделю нашего знакомства он мне предложил выйти за него замуж, я, будучи 18 лет от роду, понимала, что с этим человеком я действительно хочу и могу прожить всю жизнь и если бы не наркотики, думаю, мы бы до сих были вместе и растили бы милых детишек. И, как правило, мы, к сожалению, забываем о реальности, все дальше и дальше погружаясь в фантазию, которая, по сути, пропасть. Давайте проанализируем нашу жизнь, каждый — индивидуально! Мы постоянно чего-то хотим, не отдавая себе отчет для чего, стремимся, опять же не дав четкой формулировки — к чему?! И самое страшное: все это мы пытаемся навязать нашим детям, разверзая уже и без того огромную пропасть между поколениями. Во внутреннем сумраке зала лучи утреннего солнца веером расходились от купола, сообщая всему окружающему особую таинственность. Будто в сияющем тумане, шли сквозь эти столпы люди, ставили горящие свечи и целовали иконы. Мальчик с испугом глядел на суровые лики святых, грозно глядящие на него со стен. Потом Стасик переводил черные глазенки на Иисуса, распятого на громадном на кресте, и острая жалость пронзала сердечко: ведь бабушка рассказывала ему, как пришел Он, Богочеловек, на Землю, чтобы всех спасти, а его убили! И чистые слезинки-капельки катились по щекам ребенка. «Я рано начал поддаваться дурному влиянию. Причем дурному во всех смыслах. До одури накуривался анашой. Сначала было весело: собирались компанией, анекдоты, вино дешевое… Курили и просто так, и не просто… Мама, пожалуй, до сих пор не знает, что все началось гораздо раньше, чем ей открылось» истинное положение дел для мамы, Веры Михайловны, действительно долгое время оставалось тайной. Школу Саша закончил десять лет назад. Причем, в аттестате теснились очень хорошие оценки: учиться он хотел и любил. В 18 лет встал выбор: в армию или учиться дальше. Отец, довольно суровый, дал сыну выбор, и выбор пал на учебу. За все остальное парень не беспокоился: родители сами определили учебное заведение, в просторечье называемое «школой милиции». Он практически впервые надолго оторвался от родителей, прибыл в Ставрополь для прохождения учебы. Они исцелились! Это было очень не просто, и каждый из них порой позволяет себе фразу о том, какая это огромная работа — трезвая жизнь без зависимости. Они исцелились через обращение к Богу, через воцерковление, борьбу за свою душу, через страхи и неверие, посредством постоянной работы над собой. Моя история начинается в середине 80-х, сразу за пределам кольцевой дороги столицы. На закате коммунистической эпохи советского государства и начала демократических преобразований новой России. Я поздний ребенок в семье военного политического работника и сотрудницы института культуры. Не смотря тяжелые роды и пуповину, затянувшуюся петлей на моей шее, развивался я быстро и был активным ребенком. Все схватывал на лету, и хорошее, и плохое. Благо работа моей горячо любимой мамы находилась в пяти минутах от дома, и я всегда был под контролем.Пока моим родителям не предложили высокооплачиваемую работу, которая занимала почти все время, я лишился родительской опеки. Очень быстро нашел себе компанию «по интересам» среди детей из не благополучных семей. Бросил кружки и секции, перестал учить уроки, новый компьютер уже меня не интересовал. В 11 лет закурил, в 12 стал стабильно выпивать, частенько дышали клеем и бензином. Воодушевленные панк движением, мы «поселились» на чердаках, подвалах и стройках. В восьмом классе стал прогуливать уроки, которые считал не интересными. Стал убегать из дома на ночь, а то и на несколько дней. Я ловко пользовался любовью и занятостью родителей, научился врать. Почти все сигареты и алкоголь, мы покупали на деньги моих родителей или же на то, что украли и отняли. Вскоре ситуация всплыла на поверхность, возникла угроза остаться на второй год, которая была решена без моего участия. Меня отдали на академическую греблю — 6 дней в неделю после уроков я тратил на спорт. В 2000-м году даже стал чемпионом Москвы, но курить не бросил. Товарищи по команде и выпить были не прочь. Жизнь изменилась, но ненадолго. Подцепил гепатит «А», пролежал месяц в карантине и вернулся в круг старых друзей, т.к. спорт был под запретом полгода. Дома я соблюдал диету, а на улице я запивал водку пивом и вернуться в спорт уже не мог по состоянию здоровья.Перейти в 10-ый класс мне было не суждено, т.к. условие окончания 9-го было таким, что бы я покинул школу. Видимо директору надоело, что мы пили водку в туалете, курили в коридоре, а на уроки ходили, наглотавшись феназипама с реланиумом (трамал тогда продавали в аптеках без рецепта). В аттестате мне поставили одни тройки. И вот с таким багажом не без помощи моего обожаемого папы поступил в милицейский колледж. Это было умное и своевременное решение, которое отодвинуло мое падение еще на десяток лет. |
Фотоальбомы
Видеогалерея
